Как рассказала Галина Долгих, начальник отдела по взаимодействию с муниципальными органами опеки и попечительства Министерства образования края, причиной для изъятия детей из семьи Анциферовых стало нанесение побоев со стороны приемного родителя. Речь идет о шлепке по попе – довольно распространенное наказание. Однако специалист уверяет, подобного допускать нельзя:
«Дети снимают модель поведения с родителя. Если учесть, что это дети-сироты, то они изначально обижены, у них психологический стресс. На мой взгляд, это недопустимо. Если дело дошло до суда, значит, есть факты, подтверждающие нанесение побоев».
Случай, когда из семьи забирают сразу 7 детей – крайне редкий. Основные причины – злоупотребление алкоголем, нарушение имущественных прав. Здесь речь идет о побоях, и у органов попечительства не было уверенности, все ли будет в порядке с детьми, если они останутся в семье.
«Каждая сторона отстаивает свою правду. Есть мнение о непотребном отношении опекуна к детям, а есть прямо противоположное. Никогда не бывает такого, что один виновен, а другой нет. Возможно, в каком-то месте органы опеки, работники школы и детских садов не обратили внимания на сигналы», – отмечает Галина Долгих.
Специалист утверждает, что детям в новых семьях живется хорошо, и у них нет желания вернуться к прежним опекунам. В практике Галины Долгих были случаи, когда дети возвращались в семью, из которой их изъяли. Нужно учитывать мнение детей. Подробное заключение можно получить только у психологов – не будет ли травмой повторное изъятие.
На сегодняшний день в Красноярском крае около 12 тыс. приемных детей, которые проживают в 9 тыс. семей. При этом семей, из которых забрали детей – 170. Не всегда это делают органы опеки. Детей также возвращают сами опекуны. Часто это родственники, которые не посещали Школу приемного родительства.
«Сейчас мы учим работников школы и детских садов распознавать ранние признаки того, что в семье что-то не так. Не обязательно, что у ребенка на теле будут следы. Нужно обращать внимание на поведение детей», – пояснила эксперт.
О проблемах в семье сообщают не только работники системы образования. Это делают и соседи, обращаясь в органы опеки. Такие случаи не всегда подтверждаются – часто бывает просто конфликт между соседями. Однако Галина Долгих отметила, что специалисты сразу же выезжают на место в любом случае:
«До визита в семью органы опеки заезжают в школу, собирают материалы, чтобы не быть голословными. В 99% случаев специалисты настроены на позитив. Они прилагают максимальные усилия для сохранения семьи».
Содержание
Органы опеки забирают детей из благополучных семей за шлепок по попе. В это время в семьях неблагополучных, до которых опеке нет дела, детей просто убивают
Российские законы не позволяют опубликовать главный документ этого дела. Он — в той тоске, что залила глаза маленькой девочки 1 сентября. Это государственный ребенок, добиться от органов опеки разрешения на публикацию фото без заретушированных глаз невозможно. Так что поверьте на слово: вот снимки этой девочки из дома, откуда ее забрали в приют, — глаза полны витальности, пульсаций, искр. А вот спустя четыре месяца она идет в школу — совершенно детдомовский ребенок: во взгляде — вся мировая скорбь, бессмысленная улыбка, волосы, небрежно собранные в подобие прически…
Козулька и попа
Судья О. Чижикова Козульского райсуда (Красноярский край) поддержала зампрокурора Е. Протасова и отказала Федору Каныгину: он требовал вернуть в семью семерых малолетних детей, находившихся у него под опекой. В конце апреля всех их — тогда без суда, лишь по воле чиновников — изъяли и увезли по трем разным приютам в трех районах края. Причина — один шлепок по попе Василисе, самой младшей (имя ребенка изменено).
На суд пришли учителя, детсадовские и клубные работники, соседи. Пришли уже выросшие под опекой Каныгина и его жены Веры Анциферовой дети (они начали забирать сирот из детдомов с 2006 года, отнятую сейчас малышню собирали в семью с 2012-го). И все свидетельствовали в пользу Федора и Веры: их дети — добрые и дружные, воспитанные, аккуратные, нужды ни в чем не знали, в школе некоторые педагоги даже не представляли, что они приемные (в уже изготовленном решении суда эти отзывы зафиксированы).
Козулька. Суд. Представитель опеки
В конце концов, в пользу Каныгина выступила и специалист райопеки Л. Лебедева. Она же ранее рассказала полиции: семья посещалась дважды в год, ни нарушений, ни жалоб, для детей созданы комфортные условия.
Опрошены все — сами дети, соседи, сослуживцы Федора, врачи поликлиники и т.д., получены все необходимые заключения. Жестокого обращения в семье не выявлено. Синдром избиваемых детей не установлен. Дети о родителях отзываются положительно. В возбуждении уголовного дела против Федора (да, за шлепок по попе) отказано за отсутствием состава.
Цитата только из одного (их множество) психологического заключения, прозвучавшая на суде: «Отношения Каныгина и Анциферовой к приемным детям характеризуются сотрудничеством и взаимопониманием, результаты наблюдения и диагностического интервьюирования дали основание полагать, что в семье имеется желание и воспитательный потенциал для приема в семью детей, временно находящихся на гособеспечении». Это писал педагог-психолог одного из приютов, куда определили детей Федора и Веры.
Адвокат Юлия Богодист доходчиво объяснила в судебном заседании, что «отобрание» (как выражаются чиновники) детей совершено со всеми возможными нарушениями. Мнение детей не учтено; они разделены и помещены в разные приюты, что запрещено законом, и т.д. Все озвученные претензии к семье не выдержали проверки. Да, Василиса не так часто посещала группу дошкольного обучения, но это решение принято в ее интересах после консультаций со специалистами: она не могла долго адаптироваться, у нее была привязанность к кровной матери, поэтому психологи рекомендовали приемным родителям дольше с ней находиться. Обвинили также в неоказании помощи брату Василисы — у него ночной энурез (вероятно, одно из профильных заболеваний сирот, детдомовцев). Однако это легко опровергается медкартой ребенка.
Богодист резюмирует: «Из-за одного шлепка по ягодицам не возникло непосредственной угрозы жизни и здоровью ребенка. Не возникло и для того ребенка, которого шлепнули, а уж тем более для остальных детей. Отсутствие вреда здоровью подтверждает заключение эксперта. Дети страдают, желают вернуться в семью».
Но районные власти, включая судью Чижикову, непреклонны. Почему?
В Козульке прокуратура и суд ютятся в одном здании с библиотекой. Граффити на стороне библиотеки. Фото: «Новая газета»
Инферно
15 августа, спустя неделю после заметки «Новой» о том, как обошлась местная власть с семьей Каныгина, и за две недели до суда под окнами общежития в Ленинском районе Красноярска находят тело четырехмесячной девочки: ее выкинули с высоты. Полиция поднимается на четвертый этаж и задерживает 43-летнего отца убитого ребенка, в тот момент у него измененное состояние сознания. Со слов матери (у нее в деле статус свидетеля), встала рано утром, открыла окно проветрить комнату, и когда выходила — отец начал игры с дочерью и сыном. А вернувшись, заметила: «мимо что-то пролетело». То была дочь: отец выбросил ее в окно.
Отец и мать до этого не раз привлекались за правонарушения в отношении полуторагодовалого сына, старшего брата убитой девочки. В декабре 2018-го его изъяли из семьи, но в январе 2019-го вернули — на основании заключения органов опеки и попечительства.
Сюжет — именно в этом:
власть в лице той самой опеки, что прошлась катком по вполне благополучной семье Федора Каныгина, тут кладет с прибором на детей в семье неблагополучной.
В одном случае власть занимается тем, что ей противопоказано, выстраивая предположения, в другом — не делает то, что должна, игнорируя железные факты. Отец и мать убитой девочки — алкоголики, состоят на наркологическом учете. Отец ранее судим за особо тяжкие преступления. Мать лишена родительских прав в отношении троих старших детей от предыдущего брака. До отца и матери, судя по серийности судов, разбиравшихся, как они губят сына, не доходит, что они — отец и мать, все попытки объяснить, что из-за их образа жизни их дети находятся в смертельной опасности, безрезультатны.
Следком после убийства девочки совершенно точно углядел в поведении «должностных лиц органов системы профилактики» бездействие и халатность, повлекшую смерть человека; возбуждено еще одно уголовное дело. И нет никаких надежд, что избыточное рвение опеки в деле Каныгина, сломившее судьбы девятерых, получит столь же справедливую оценку.
Красноярск. Здесь 15 августа нашли тело 4-месячной девочки. Фото: СКР
Это не эксцессы, это обычный режим работы системы. Всей, повсюду. В соседнем субъекте, отколовшейся от Красноярского края Хакасии, опека пыталась разрушить семью Любови Лицегевич, изъяв приемных детей из-за непозволительной, с точки зрения власти, длины волос у четырехлетнего мальчика (см. «Новую» №№ 142, 143 за 2017-й). Тоже разом и тоже семерых — как в истории Каныгина. И вот на каком фоне это происходит: 29 января с.г. в деревне Харой Таштыпского района Хакасии мать 11-месячного мальчика уехала в соседнее село, оставив ребенка на 42-летнюю бабушку и 47-летнего деда.
Те напились и убили внука — тело в топке печи нашли родственники.
Следствие рассказало: сожженный мальчик, его мать, ее несовершеннолетний брат жили вместе с обвиняемыми, которые не работали и вели асоциальный образ жизни. С 2009 года семья состояла на учете, в 2016-м ее с учета сняли «в связи с исправлением». По той же статье — халатность, повлекшая по неосторожности смерть — возбуждено еще одно дело против должностных лиц.
Допил пиво и лег спать
Эти дети еще не умели говорить, требовалось разглядеть их и спасти. Разглядели. И — кинули. Спасают почему-то других, с нечеловеческим усердием бросаются на «отобрание» детей Каныгина и Лицегевич.
Уж простите, продолжу о жизни на дне и под ним — для полной ясности. Заметьте, далее все истории из одного лишь субъекта Федерации, и только за последнее время.
Незадолго до изъятия детей из приемной семьи Каныгина дошло до суда дело 25-летнего жителя Дивногорска (города-спутника Красноярска), убившего по пьяни трехмесячного сына. Жена ушла на работу, старшая дочь (1 год и 8 месяцев) была в гостях, мальчик расплакался. Следком: «…не менее 20 раз ударил ребенка неустановленным тупым твердым предметом по голове и телу, не менее четырех раз укусил его за голову, щеку, шею и спину, причинив повреждения, от которых малыш скончался на месте».
После этого отец допил пиво и лег спать. Утром с работы вернулась мать мальчика и нашла ребенка мертвым.
«Неумение обращаться с ребенком закончилось тем, что он нанес девочке не менее пяти ударов по голове и телу, причинив ей тяжкий вред здоровью». Это краевая прокуратура о полуторамесячном ребенке, утомившем своим плачем 43-летнего норильчанина. В реальности он не являлся ни биологическим, ни приемным отцом. 26-летняя приезжая женщина, уже имевшая четырехлетнего сына, рассказала, что новорожденную у нее купил случайный знакомый: они записали его отцом в свидетельство о рождении. Мать передала девочку и исчезла. Няня, нанятая покупателем, сдала его полиции.
Следующее: поселок Нижняя Пойма Нижнеингашского района, главной героине 34 года, безработная, к этому времени у нее две отсидки — три года за убийство родного отца (совершила еще будучи несовершеннолетней) и пять лет за убийство сожителя. У нее от нового мужа два сына — пять лет и один год, но муж ее бросил. Пытаясь его вернуть, она, пьяная, названивает ему, а потом его работодателю, передает телефон старшему сыну, и тот зовет на помощь, кричит, что мать его бьет и душит, хочет их с братом повесить. Далее — информация от красноярского следкома: «Мужчина пришел к бывшей сожительнице домой, но не смог попасть внутрь. Женщина через окно показала ребенка и сказала, что намерена его задушить, а старшего уже убила.
Сотрудники полиции смогли попасть внутрь жилища и спасти полуторагодовалого ребенка, которому подозреваемая успела накинуть на шею петлю из бельевой веревки и подвесить на печной задвижке.
Мальчик был без сознания, но его удалось реанимировать. Второго мальчика женщина тоже пыталась убить, но он смог убежать и спрятаться за диваном. У детей зафиксированы ушибы, отеки, а также странгуляционная борозда на шее». Позже мать объяснила все местью бывшему мужу, ушедшему к другой. Остается добавить, что семья на учете не состояла.
А вот на пьющую мамашу из села Новая Солянка Рыбинского района власть внимание обратила: ее лишили родительских прав в отношении трех старших детей. И она боялась, что у нее отберут и четвертого, девятимесячного. Поэтому не обращалась к врачам, и ребенка с переломом плеча и обширным термическим ожогом лечила сама, пока он не умер от заражения крови.
Добавлю, что руку мальчик сломал за месяц до смерти, но это прошло мимо всех служб —
медиков, опеки, инспекторов ПДН (кто только не отвечает у нас за патронаж и наблюдение за грудными детьми, тем более если те растут в асоциальных условиях).
Еще пример работы органов опеки: в Боготоле в пьющей семье еще в 2012 и 2013 годах от менингококковой инфекции умерли полуторамесячная девочка и 11-месячный мальчик, двое других мальчиков живы: один родился до этих смертей, другой — после. Прокуратура: «Семья проживала на неофициальные заработки отца и пособия, выплачиваемые на содержание детей. За ненадлежащее воспитание детей мать и отца неоднократно привлекали к административной ответственности, в отношении матери возбуждали уголовное дело по факту ненадлежащего исполнения обязанностей по воспитанию сына Дмитрия 2008 года рождения (этот ребенок жив), жестокого обращения с ним, но уголовное преследование прекратили в связи с амнистией». После смерти двоих детей Дмитрия от греха подальше забрали в детдом, но родительских прав лишили только мать, и отец, освободившись как раз из колонии, вскоре забрал Диму. А там по-стахановски появился четвертый ребенок (и второй из выживших), а главу семьи опять отправили в колонию за грабеж. Так старший мальчик вновь оказался в центре соцпомощи, а по отношению к младшему мать родительских прав не лишили, только ограничили.
* * *
Беспощадность. Совсем недетская. И еще два точных слова: элои и морлоки. У первых интеллект скатится к детскому уровню, и время они будут проводить в примитивных играх. Так у фантаста Уэллса, но реальность, как водится, подражает литературе: весь мир выстраивается и прогибается под детей и подростков — кино, музыка, политика, технологии. Здесь детоцентризм и связанный с ним страшноватый дух вечного праздника, каникул, перемежаемый периодическими истериками — вроде вот этой, козульской. Так российские элои равняются на Запад, его прогрессивные установки, понимая и перенимая только внешнюю сторону его образа жизни. Но здесь, в нашем чугуне, это — образ смерти. Это пустышка из жести. Это пародия на Запад. Шлепать, значит, нельзя. А ломать судьбы — вполне.
Где купола на спине, подсечно-огневая и пойменно-черноземная жизнь, винно-водочный русский мир, первобытные заботы. И — без особых затей самоликвидаторство.
Прямая речь
Эльвира Савинова тренер международной программы PRIDE для приемных родителей и усыновителей (Санкт-Петербург):
— Если следовать логике чиновниц из Козульки, половину кровных детей из наших семей нужно изымать: так уж исторически сложилось, что многие родители в России шлепают детей. Работники опеки пошли по пути наименьшего сопротивления: можно работать с приемным отцом, помогая ему развить родительские компетенции, а они попросту отобрали детей. Травматизация детей в результате таких действий может привести к серьезным психологическим проблемам.
Николай Щербаков психолог фонда «Счастливые дети», старший преподаватель кафедры психологии развития и консультирования СибФУ (Красноярск):
— Сколько участвовал в судах по детям, всегда судьи стремились поговорить с ребенком лично. Тут — все наоборот: ни детей, ни нынешних их педагогов из приютов, будто речь не о детях, а о госсобственности. На суде не раз звучало: эти дети государственные. Видимо, предполагается, что государство может делать с ними что захочет, не считаясь ни с их потребностями, ни с мнением специалистов.
Была на процессе специалист из Центра развития семейных форм воспитания — в 2012 году Федор проходил у них Школу приемного родителя, тогда и познакомились. Сказала: ни за что бы не подумала, что именно с Каныгиным случится все это. Неравнодушный, активный, посещал все занятия. Очень хвалила прежнюю главу козульской опеки, а около двух лет назад, когда та ушла на пенсию, все резко поменялось: специалистов центра звать перестали, методическая работа с приемными родителями прекратилась.
Поговорил с инспектором Апонасович, давшей согласие на отобрание детей инспектору ПДН. Тезисы: забрать их надо было уже давно. За помощью в опеку Каныгин не обращался, потому ему ее и не оказывали. В приютах детям хорошо. В найденных для них семьях им будет гораздо лучше, чем у Каныгина. Привязанность к приемным родителям у них отсутствует. Говорю, что диагностика привязанности — компетенция высококвалифицированных психологов, поэтому вопрос очень спорный, на что Апонасович почти кричит: очень плохо, что я защищаю насильника, а она — специалист грамотный и начальника своего устраивает (видимо, теперь это тоже критерий профессионализма).
Еще деталь: в июне в минобр края поступило подписанное 11 приемными родителями письмо — жалоба на хамское отношение к ним Апонасович. Из министерства приехали, проверили, отписали… А при личной встрече сказали: работать больше некому, так что вы держитесь тут.
Может, есть негласный заказ пополнять детдома и приюты? Но это невыгодно и экономически (ребенок в детдоме для государства в разы дороже, чем выплаты на него приемной семье), и в плане перспектив: выпускники детдомов для государства гораздо большая обуза, чем дети из приемных семей. Думаю, все проще: нездоровая подозрительность местных чиновниц, особенности их мировосприятия (примат второстепенного над существенным), плюс простая человеческая обида (со слов подписавших письмо, в опеке им пообещали, что детей заберут и у них).
Через четыре дня после суда я обследовал 18-летнего воспитанника этой семьи. Положительное эмоциональное отношение к обоим родителям и к семье в целом — налицо. Так что словам чиновников об отсутствии привязанности у младших детей к приемным родителям веры нет.
Что теперь делать? Предлагаю следующее (то же говорил на суде). Обнаружив для Федора с женой и для всего российского общества свою позицию относительно шлепанья детей в отечественных семьях, государству, если оно намерено действовать в интересах этих конкретных детей, а не прокуроров и сотрудниц опеки, логично будет вернуть детей обратно в семью. И уже потом проводить обследования, изучать риски и ресурсы семьи, думать, как быть дальше.
Кроме того, теперь-то властям всех уровней пора всерьез озадачиться отбором и подготовкой работников опеки, особенно формированием у них психологических компетенций, без которых их забота о детях нередко всем выходит боком.
Государство и закон должны служить интересам ребенка. Иначе грош им цена. У нас наоборот: интересы детей легко приносятся в жертву государственной машине.
В начале июля в Государственную Думу был внесен пакет поправок, которые призваны ограничить внесудебный порядок изъятия детей из семьи. Предлагаемые нормы направлены на обеспечение конституционных положений о защите семьи, создание условий для достойного воспитания детей в семье. Сейчас над законопроектом работает профильный Комитет по государственному строительству и законодательству, рассмотреть его предполагается в осеннюю сессию.
В адрес редакции официального сайта ГД и социальных сетей поступают многочисленные вопросы с просьбой разъяснить положения законопроекта. Вместе с пресс-службой профильного комитета отвечаем на наиболее частые из них.
Угроза ребенку — что это значит и кто будет определять ее наличие?
Законопроект разработан в целях защиты семьи, создания условий для достойного воспитания детей в семье. Новые нормы направлены на ограничение внесудебного порядка отобрания детей из семьи.
Предлагается передать вопрос отобрания ребенка (при непосредственной угрозе его жизни или здоровью) из компетенции органов опеки и попечительства в компетенцию суда.
По поводу оснований для подачи заявления в суд об отобрании ребенка необходимо отметить следующее. Условия, в которых находится ребенок, должны свидетельствовать о явной угрозе его жизни и здоровью. То есть – о реальной возможности наступления негативных последствий в виде смерти, причинения серьезного вреда его физическому или психическому здоровью вследствие поведения родителей (одного из них) либо иных лиц, на попечении которых ребенок находится. Речь, в частности, идет об отсутствии ухода за ребенком, отвечающего его физиологическим потребностям в соответствии с возрастом и состоянием здоровья. Например, высокая степень физического истощения ребенка и непредоставление ему в течение длительного времени воды, питания, отсутствие ухода за грудным ребенком либо оставление его на длительное время одного, без присмотра. Реальная степень опасности для ребенка должна определяться в каждом конкретном случае с учетом возраста, состояния здоровья, а также иных обстоятельств его проживания.
По законопроекту орган опеки и попечительства или орган внутренних дел, получившие сообщение о нахождении ребенка в опасной ситуации, должны немедленно проверить эти обстоятельства. И, если по их мнению такая опасность действительно существует, то передать все необходимые доказательства в суд. Суд в заседании с участием прокурора, родителей ребенка, самого ребенка (при возможности для него принять участие), а также при необходимости – иных заинтересованных лиц (родственников, психологов и т. п.) решает вопрос о возможности или невозможности дальнейшего нахождения ребенка в данном месте. Здесь важен индивидуальный подход и оценка совокупности всех обстоятельств той или иной тяжелой ситуации.
Отметим, что сейчас вопрос об отобрании ребенка из семьи относится к компетенции органов опеки. Основанием для этого нередко является отсутствие нужных или наличие просроченных продуктов питания в холодильнике, нехватка игрушек у ребенка, отсутствие отдельной комнаты, громкий плач малыша, оставление малолетнего с бабушкой и дедушкой, наличие синяков на теле ребенка и т. п. Немало примеров того, когда малообеспеченные семьи обращались за денежной помощью в государственные и муниципальные органы, чем привлекали внимание органов опеки и попечительства, и становились жертвами применения статьи 77 Семейного кодекса, которая позволяет этим органам немедленно изъять ребенка из семьи. Решение принимается ими самостоятельно. А родственники потом могут оспаривать действия органов опеки в суде.
Кто и по каким признакам будет решать, что есть риск наступления смерти ребенка в течение нескольких часов?
Напомним, что основания часть норм законопроекта посвящена судебной процедуре отобрания ребенка. В основе этих норм заложена идея – спасти ребенка. Меры по немедленному внесудебному отобранию носят чрезвычайный характер. Их применение возможно только в исключительных случаях, не терпящих отлагательств.
Если смерть ребенка может наступить в течение нескольких часов, орган опеки и попечительства с участием прокурора и органа внутренних дел может произвести отобрание. То есть процедура будет коллегиальной — помимо органа опеки будет присутствовать и прокурор, и представитель органа внутренних дел.
В настоящее время вопросы немедленного отобрания ребенка решаются индивидуально органом опеки. Прокурор при этом лишь уведомляется об отобрании. Он не присутствует на месте и не может непосредственно оценить ситуацию, в которой находится ребенок. К сожалению, при такой процедуре случается, что изъятие ребенка не имеет под собой оснований реальной угрозы его жизни или здоровью, или более того, связаны с нежеланием оказать социальную поддержку многодетным семьям, семьям, нуждающимся в улучшении жилищных условий или оказавшихся в тяжелой жизненной ситуации.
Риск смерти в течение нескольких часов — это сколько? Если есть риск смерти в течение нескольких дней — от недоедания, например — это подпадает под «несколько часов»?
Законопроектом предполагается оперативная оценка ситуации, которая сложилась в каждой конкретной семье. Здесь важен индивидуальный подход и изучение совокупности всех обстоятельств той или иной тяжелой ситуации. Например, серьезное физическое истощение малолетнего ребенка в течение длительного времени находящегося без присмотра. Конечно, сам по себе факт отсутствия продуктов в холодильнике не может быть таким обстоятельством, он должен быть оценен в совокупности с другими фактами.
Как родителям успеть подготовиться к суду, если его проводят в течение 24 часов? Как успеть найти подходящего адвоката за это время?
Прежде всего, надо понимать, что речь идет о жизни ребенка. Степень социальной опасности ситуации высока. Поэтому предлагаются такие сроки.
Заявление об отобрании ребенка рассматривается в судебном заседании с обязательным участием представителя органа опеки и попечительства, прокурора, родителей, других заинтересованных лиц (психолога, педагога и др.) и самого ребенка.
При этом в суде будет решен вопрос не об ограничении родительских прав и всеми вытекающими из этого последствиями, а только вопрос факта – может ли ребенок в сложившейся ситуации безопасно находиться дома. Лишение или ограничение родительских прав – это другой вопрос, который будет рассматриваться в отдельном процессе. На это обращается особое внимание.
Родители вправе нанять адвоката. В этом им может быть оказана необходимая помощь. Надо обратить внимание, что по действующей процедуре наличие адвоката не предполагается в принципе – немедленное отобрание происходит вообще без санкции суда.
К примеру, сокращенные сроки процессуальных действий также предусмотрены в уголовном процессе — в отношении подозреваемого, задержанного при наличии явных следов совершения преступления.
Почему суд закрытый?
Разбирательство в закрытом судебном заседании должно обеспечивать неприкосновенность частной жизни граждан. Например, сейчас по ГПК РФ всегда в закрытых процессах рассматриваются дела, связанные с усыновлением (удочерением) ребенка.
Если бы заседание было публичным, то в зале могли бы присутствовать посторонние лица, т. е. публика или СМИ. А это может негативно сказаться на состоянии ребенка, особенно если его психика и так была травмирована опасной ситуацией. Кроме того, это может повлечь разглашение информации о частной жизни.
Как можно будет оспорить решение суда?
Решения могут быть обжалованы в общем порядке – то есть в апелляции, кассации, и в порядке надзора. Так, например, в соответствии со ст. 320.1 ГПК РФ решение районного суда может быть обжаловано в апелляционном порядке в верховный суд республики, краевой, областной суд, суд города федерального значения, суд автономной области, суд автономного округа. Жалоба подается в течение месяца со дня принятия решения судом первой инстанции.
Поскольку судебное разбирательство будет проходить с участием прокурора, он также сможет оспорить решение суда, если посчитает, что интересы ребенка не соблюдены. Таким образом, вариантов защиты в соответствии с законопроектом становится больше, а не меньше.
Правда ли, что законопроект сделает возможным срочное изъятие детей из семьи по любым причинам?
Нет, наоборот, законопроект предусматривает существенное ограничение возможных злоупотреблений со стороны органов опеки и попечительства в вопросах изъятия детей из семьи, которые в настоящее время, к сожалению, нередки. В суде должны быть представлены и исследованы все доказательства и обоснования того, что действительно существует непосредственная угроза жизни ребенка или его здоровью.
Сейчас же решения об изъятии принимаются органами опеки и попечительства самостоятельно, по их усмотрению, без учета мнения родителей, прокурора, органа внутренних дел, психолога, иных заинтересованных лиц.
Если заглянуть в отечественную историю, в семейном законодательстве СССР (Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о браке и семье 1968 года, Кодекс о браке и семье РСФСР 1969 года) была установлена именно судебная процедура отобрания детей, независимо от лишения родительских прав – в случае, если ребенок находился в опасности. А в исключительных случаях — при непосредственной угрозе жизни и здоровью ребенка — орган опеки и попечительства мог самостоятельно принять решение о немедленном отобрании ребенка, лишь уведомив прокурора, и обратившись впоследствии в недельный срок с иском в суд о лишении родительских прав.
Похожую процедуру предлагается закрепить сейчас, но еще больше ограничив усмотрение опеки. Указывается, что немедленное отобрание ребенка органами опеки может производиться только при участии прокурора и органа внутренних дел — при наличии оснований полагать, что смерть ребенка может наступить в течение нескольких часов. То есть когда промедление может привести к неминуемой гибели ребенка.
Как будут наказывать чиновников из органов опеки, превышающих свои полномочия?
Предлагаемые нормы уменьшают возможные «превышения» и злоупотребления полномочиями. Нормы направлены на защиту прав ребенка. Если все‑таки чиновники нарушают закон, то на них распространяются все общие меры ответственности, предусмотренные законодательством. Они должны будут возместить вред, причиненный незаконными действиями, т. е. к ним будут применены меры гражданско-правовой ответственности. Также дисциплинарная ответственность – вплоть до увольнения. Возможна и уголовная ответственность – за халатность в соответствии со ст. 293 УК РФ. Если же в результате незаконных действий органов опеки ребенок погибнет, то наказание — лишение свободы до пяти лет.
Статья 4 Федерального закона от 24.04.2008 № 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве» устанавливает, что одной из основных задач государственного регулирования деятельности по опеке и попечительству является защита прав и законных интересов подопечных.
Кроме этого, обеспечение защиты прав и законных интересов подопечных закреплено в ст. 5 («Основные принципы государственного регулирования деятельности по опеке и попечительству») Федерального закона «Об опеке и попечительстве».
Отстранение опекуна или попечителя от исполнения обязанностей, т.е. непосредственное «отбирание» ребенка из семьи – крайняя мера, на которую органы опеки и попечительства должны идти лишь в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью несовершеннолетнего.
В частности, в п. 1 ст. 77 («Отобрание ребенка при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью») СК РФ предусматривается: «При непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится».
В п. 31 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.11.2017 № 44 «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью, а также при ограничении или лишении родительских прав» разъяснено: «Судам необходимо иметь в виду, что предусмотренная статьей 77 СК РФ мера по защите прав ребенка носит чрезвычайный характер, применение которой возможно в исключительных случаях, не терпящих отлагательств в связи с угрозой жизни или здоровью ребенка»).
Статья 29 Федерального закона «Об опеке и попечительстве» закрепляет: «Отстранение опекуна или попечителя от исполнения возложенных на них обязанностей допускается в случае:
1) ненадлежащего исполнения возложенных на них обязанностей;
2) нарушения прав и законных интересов подопечного, в том числе при осуществлении опеки или попечительства в корыстных целях либо при оставлении подопечного без надзора и необходимой помощи;
3) выявления органом опеки и попечительства фактов существенного нарушения опекуном или попечителем, установленных федеральным законом или договором правил охраны имущества подопечного и (или) распоряжения его имуществом».
Что касается основания для отобрания ребенка из семьи, которое вам вменяют органы опеки, то оно не является достаточным для совершения подобных действий.
Пункт 33 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью, а также при ограничении или лишении родительских прав» устанавливает, что «тяжелое материальное положение семьи само по себе не является достаточным основанием для отобрания детей у родителей на основании статьи 77 СК РФ, если родители добросовестно исполняют свои обязанности по воспитанию детей, заботятся о них, создают необходимые условия для развития детей в соответствии с имеющимися материальными и финансовыми возможностями семьи».
Таким образом, органы опеки и попечительства не вправе временно отстранить опекуна или попечителя от исполнения возложенных на них обязанностей в связи с тяжелым материальным положением, если не будет доказано, что оно ставит жизнь, здоровье и (или) интересы ребенка в опасность.
Действия органов опеки и попечительства могут быть обжалованы в суде в порядке гражданского судопроизводства.
В Госдуму внесен законопроект, согласно которому органы опеки смогут отбирать детей у родителей только через суд. Исключением станут случаи, когда сотрудники будут понимать: если не изъять ребенка сейчас, то в течение нескольких часов он умрет. Общественников этот пункт проекта возмутил — по их мнению, опеке предстоит прогнозировать смерть ребенка. Кроме того, они считают, что затянувшийся суд может угрожать жизни малыша. Эксперты и автор проекта Андрей Клишас рассказали «Газете.Ru» о недочетах и преимуществах инициативы.
«Эта ситуация тебя не убьет»
Законопроект, ограничивающий внесудебный порядок изъятия детей из семьи, внесен в Госдуму. Он призван изменить процесс изъятия детей из неблагополучных семей так, чтобы он соответствовал новым поправкам в Конституцию о защите семьи и создании достойных условий для воспитания детей.
Если нововведение вступит в силу, то органы опеки или правоохранители, получившие информацию об угрозе жизни ребенку, больше не смогут сразу отобрать ребенка у родителей — им придется подавать заявление об изъятии ребенка из семьи в районный суд по месту его проживания.
В проекте предусматриваются и «исключительные случаи»: если сотрудники опеки и полиции, прибывшие к недобросовестным родителям, видят, что «в течение нескольких часов может наступить смерть ребенка», то они вправе забрать его сразу, составив акт с объяснением причин.
Этот пункт законопроекта удивил общественников, которые давно пытаются поменять механизм изъятия детей в России. Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская отметила в разговоре с «Газетой.Ru», что спрогнозировать гибель ребенка невозможно.
«Я даже не понимаю, о чем идет речь. То есть приходят опека, полиция, и им нужно прямо сейчас понять, что ребенок может умереть через два часа, если они его не заберут.
А если ребенок жалуется на сексуальное насилие? Изнасилование — это же не угроза жизни. Что мы скажем ребенку? «Ну дружок, оставайся здесь, раз ты выживешь и эта ситуация тебя не убьет. Пусть понасилуют еще какое-то время»,
— возмутилась глава фонда.
Председатель Совета приемных семей при Минпросвещения РФ Наталья Городиская также считает, что сами органы опеки будут вынуждены трактовать по-разному понятие «исключительные случаи».
«А что такое опасность, представляющая угрозу жизни: пустой холодильник или отец, который насилует своих детей? Как можно обнаружить, что смерть наступит в течение нескольких часов? Например, опека среагирует на жалобу, придет и увидит, что с детьми просто сидит пьяная мать — значит, можно в суд. А через три часа вернется отец и начнет махать ножом. Надо уточнять, что подразумевается под угрозой жизни», — подчеркнула эксперт в разговоре с «Газетой.Ru».
Автор законопроекта и полномочный представитель Совета Федерации в Конституционном суде Андрей Клишас пояснил «Газете.Ru», что чиновникам еще предстоит установить критерии, согласно которым на практике органы опеки и правоохранители будут определять, что случай является «исключительным».
«Закрепление четких критериев позволит ограничить свободу усмотрения органов опеки и попечительства при установлении оснований для отобрания ребенка», — заявил сенатор.
«А если бьет до полусмерти»
Авторы пообещали в тексте законопроекта, что заявления об изъятия ребенка из семьи будут рассматриваться судом в течение 24 часов с момента поступления.
Само заседание будет проходить в закрытом режиме — на нем, согласно документу, обязательно должны присутствовать органы опеки и попечительства, прокурор и родители (или один из них). В необходимых случаях могут быть и другие заинтересованные лица, а также сам несовершеннолетний, которого хотят изъять, если его участие возможно.
По мнению главы Совета приемных семей Натальи Городиской, судебный процесс, который обещают провести в течение 24 часов, в итоге может затянуться, что ставит под угрозу жизни детей.
«Если затягивать будут этот суд или оформление документов, а ребенок в этот момент находится в серьезной опасности, то есть риски. А что если ребенок оставлен без еды или есть в семье человек, который бьет до полусмерти, но его органы опеки не застали, когда приходили?» — сказала собеседница «Газеты.Ru».
Тем не менее второй автор законопроекта, председатель комитета по государственному строительству и законодательству Госдумы РФ Павел Крашенинников, назвал срок в 24 часа «максимально коротким», передавал ТАСС.
Президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» также удивилась, что российский суд способен решить такое дело за 24 часа — как пояснила Альшанская, ранее она тоже выступала с идеей о судебном изъятии, но предлагала рассматривать такие заявления за 48 часов.
«Если суд справится с этим за 24 часа, то я только за. Правильно, что на заседании будут присутствовать родители. Хотя в законопроекте ничего не написано про адвокатов — они должны помочь родителям высказать свою позицию», — подчеркнула специалист.
Сенатор Клишас уточнил в разговоре с «Газетой.Ru», что на заседании может присутствовать адвокат, но не пояснил, указан ли он в законопроекте как «заинтересованное лицо» или просто не упомянут. «Да, адвокаты могут участвовать в рассмотрении данных дел в общем порядке», — сообщил он.
«Изъятия маскируются»
Неизменным в данном процессе осталось то, что после заседания, на котором изъятие несовершеннолетнего было одобрено, органы опеки должны в течение семи дней с момента изъятия обратиться в суд с иском об ограничении или лишении родительских прав, либо с иском об отмене усыновления.
Эксперты уверены: оставив этот пункт, чиновники никак не решили проблему безосновательного отбирания детей органами опеки. Именно из-за него число произвольных изъятий не изменится — органы опеки и полиция лишь станут их маскировать.
«Невозможно собрать за семь дней такие документы, потому что нельзя за это время глубоко изучить ситуацию в семье. В итоге проблема, которая имеется в текущем законодательстве, остается. Это приводит к тому, что большая часть отобраний маскируется — их нет в статистике.
Они маскируются под добровольные заявления родителей — органы отбирают, а родителей заставляют подписать соответствующие бумаги. Либо это делается под видом акта о выявлении безнадзорного ребенка, хотя ребенок находился дома с родителями. И та, и другая практика существует именно из-за того, что для опеки сложно собрать документы за семь дней»,
— подчеркнула Альшанская.
Кроме того, по словам общественницы, в процессе изъятия вообще не нужен пункт о моментальной подаче заявления на лишение или ограничение прав: в некоторых случаях органы опеки могут обеспечить временное устройство ребенку, а родителю — дать время на исправление.
«У нас однонаправленная история: если мы отобрали ребенка, то все — лишаем вас прав. Решение должно быть индивидуально в каждом случае. Если родитель, например, находился в состоянии наркотического опьянения — во-первых, это может быть разовая ситуация, и из-за угрозы изъятия ребенка человек перестанет так поступать. Во-вторых, с этим родителем можно работать на реабилитацию», — отметила президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Председатель Совета приемных семей при Минпросвещения также назвала лишение родительский прав крайней мерой. «С семьей нужно работать на восстановление. Государство должно оказать любую помощь, которая поспособствовала бы воссоединению семьи. Нет ничего хуже, чем дети, оставленные родителями. Нужны меры профилактики, центры помощи, кризисные центры», — сообщила Городиская «Газете.Ru».
«Произвол со стороны сотрудников опеки»
Тем не менее автор законопроекта Андрей Клишас выразил уверенность, что нововведение позволит обеспечить «защиту прав ребенка и интересов семьи».
«Суд сможет принять взвешенное решение, обеспечив соблюдения прав детей и интересов семьи. Предлагается исходить, прежде всего, из интересов семьи, родительского воспитания при соблюдении прав детей. Вносимые законопроектом изменения направлены на создание условий для максимально эффективной охраны прав и интересов ребенка, на защиту его права воспитываться в своей семье», — заявил сенатор.
Депутат Крашенинников также считает, что вступление в силу предложенного проекта сократит количество «произвольных вмешательств органов опеки в дела семьи».
«В качестве оснований изъятия детей зачастую называют нехватку игрушек у ребенка, громкий плач малыша, ненадлежащее состояние или отсутствие отдельной комнаты у ребенка, отсутствие нужных или наличие просроченных продуктов питания, наличие синяков на теле ребенка, оставление малолетнего с бабушкой и дедушкой»,
— напомнил он, уточнив, что все это не имеет под собой реальной угрозы жизни ребенку, передавал ТАСС.
Несмотря на все недочеты законопроекта эксперты согласны, что судебное изъятие — это шаг к тому, чтобы обеспечить безопасность детей и семьи в целом.
«Мы знаем про случаи, когда детей отбирают, и это действительно произвол со стороны сотрудников опеки. Я положительно отношусь к тому, что к данному решению предлагается привлекать суд, потому что тогда отобрание будет ответственностью не только органов опеки. Они же у нас во всем всегда виноваты: не изъял — ребенок пострадает, изъял — плохо», — отметила глава Совета приемных семей.
В фонде «Волонтеры в помощь детям-сиротам» выразили надежду, что чиновники разрешат экспертам внести свои коррективы в проект, чтобы он решал абсолютно все проблемы изъятия ребенка. «Конечно, отрадно, что это наконец было сдвинуто с места. Надеюсь, что будет какое-то обсуждение, чтобы мы смогли снять все зоны риска и чтобы законодательство поменялось не формально: не семь дней на подачу заявления, а персональная оценка ситуации, работа с семьей», — заключила Альшанская.
