Однажды на столбовой дороге сходятся семь мужиков — недавних крепостных, а ныне временнообязанных «из смежных деревень — Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова, Неурожайка тож». Вместо того чтобы идти своей дорогой, мужики затевают спор о том, кому на Руси живётся весело и вольготно. Каждый из них по-своему судит о том, кто главный счастливец на Руси: помещик, чиновник, поп, купец, вельможный боярин, министр государев или царь.
За спором они не замечают, что дали крюк в тридцать вёрст. Увидев, что домой возвращаться поздно, мужики разводят костёр и за водкой продолжают спор — который, разумеется, мало-помалу перерастает в драку. Но и драка не помогает разрешить волнующий мужиков вопрос.
Продолжение после рекламы:
Решение находится неожиданно: один из мужиков, Пахом, ловит птенца пеночки, и ради того, чтобы освободить птенчика, пеночка рассказывает мужикам, где можно найти скатерть самобраную. Теперь мужики обеспечены хлебушком, водкой, огурчиками, кваском, чаем — словом, всем, что необходимо им для дальнего путешествия. Да к тому же скатерть самобраная будет чинить и стирать их одежду! Получив все эти блага, мужики дают зарок дознаться, «кому живётся весело, вольготно на Руси».
Первым возможным «счастливцем», встретившимся им по дороге, оказывается поп. (Не у встречных же солдатиков и нищих было спрашивать о счастье!) Но ответ попа на вопрос о том, сладка ли его жизнь, разочаровывает мужиков. Они соглашаются с попом в том, что счастье — в покое, богатстве и чести. Но ни одним из этих благ поп не обладает. В сенокос, в жнитво, в глухую осеннюю ночь, в лютый мороз он должен идти туда, где есть болящие, умирающие и рождающиеся. И всякий раз душа у него болит при виде надгробных рыданий и сиротской печали — так, что рука не поднимается взять медные пятаки — жалкое воздаяние за требу. Помещики же, которые прежде жили в родовых усадьбах и здесь венчались, крестили детушек, отпевали покойников, — теперь рассеяны не только по Руси, но и по дальней чужеземщине; на их воздаяние надеяться не приходится. Ну а о том, каков попу почёт, мужики знают и сами: им неловко становится, когда поп пеняет за непристойные песни и оскорбления в адрес священников.
Брифли существует благодаря рекламе:
Поняв, что русский поп не относится к числу счастливцев, мужики отправляются на праздничную ярмарку в торговое село Кузьминское, чтобы там расспросить народ о счастье. В богатом и грязном селе есть две церкви, наглухо заколоченный дом с надписью «училище», фельдшерская изба, грязная гостиница. Но больше всего в селе питейных заведений, в каждом из которых едва успевают управляться с жаждущими. Старик Вавила не может купить внучке козловые башмачки, потому что пропился до грошика. Хорошо, что Павлуша Веретенников, любитель русских песен, которого все почему-то зовут «барином», покупает для него заветный гостинец.
Мужики-странники смотрят балаганного Петрушку, наблюдают, как офени набирают книжный товар — но отнюдь не Белинского и Гоголя, а портреты никому не ведомых толстых генералов и произведения о «милорде глупом». Видят они и то, как заканчивается бойкий торговый день: повальным пьянством, драками по дороге домой. Впрочем, мужики возмущаются попыткой Павлуши Веретенникова мерить крестьянина на мерочку господскую. По их мнению, трезвому человеку на Руси жить невозможно: он не выдержит ни непосильного труда, ни мужицкой беды; без выпивки из гневной крестьянской души пролился бы кровавый дождь. Эти слова подтверждает Яким Нагой из деревни Босово — один из тех, кто «до смерти работает, до полусмерти пьёт». Яким считает, что только свиньи ходят по земле и век не видят неба. Сам он во время пожара спасал не накопленные за всю жизнь деньги, а бесполезные и любимые картиночки, висевшие в избе; он уверен, что с прекращением пьянства на Русь придёт великая печаль.
Продолжение после рекламы:
Мужики-странники не теряют надежды найти людей, которым на Руси хорошо живётся. Но даже за обещание даром поить счастливцев им не удаётся обнаружить таковых. Ради дармовой выпивки счастливцами готовы себя объявить и надорвавшийся работник, и разбитый параличом бывший дворовый, сорок лет лизавший у барина тарелки с лучшим французским трюфелем, и даже оборванные нищие.
Наконец кто-то рассказывает им историю Ермила Гирина, бурмистра в вотчине князя Юрлова, заслужившего всеобщее уважение своей справедливостью и честностью. Когда Гирину понадобились деньги для того, чтобы выкупить мельницу, мужики одолжили их ему, не потребовав даже расписки. Но и Ермил теперь несчастлив: после крестьянского бунта он сидит в остроге.
О несчастье, постигшем дворян после крестьянской реформы, рассказывает мужикам-странникам румяненький шестидесятилетний помещик Гаврила Оболт-Оболдуев. Он вспоминает, как в прежние времена все веселило барина: деревни, леса, нивы, крепостные актёры, музыканты, охотники, безраздельно ему принадлежавшие. Оболт-Оболдуев с умилением рассказывает о том, как по двунадесятым праздникам приглашал своих крепостных молиться в барский дом — несмотря на то что после этого приходилось со всей вотчины сгонять баб, чтобы отмыть полы.
Брифли существует благодаря рекламе:
И хотя мужики по себе знают, что жизнь в крепостные времена далека была от нарисованной Оболдуевым идиллии, они все же понимают: великая цепь крепостного права, порвавшись, ударила одновременно и по барину, который разом лишился привычного образа жизни, и по мужику.
Отчаявшись найти счастливого среди мужиков, странники решают расспросить баб. Окрестные крестьяне вспоминают, что в селе Клину живёт Матрена Тимофеевна Корчагина, которую все считают счастливицей. Но сама Матрена думает иначе. В подтверждение она рассказывает странникам историю своей жизни.
До замужества Матрена жила в непьющей и зажиточной крестьянской семье. Замуж она вышла за печника из чужой деревни Филиппа Корчагина. Но единственно счастливой была для неё та ночь, когда жених уговаривал Матрену выйти за него; потом началась обычная беспросветная жизнь деревенской женщины. Правда, муж любил её и бил всего один раз, но вскоре он отправился на работу в Питер, и Матрена была вынуждена терпеть обиды в семье свёкра. Единственным, кто жалел Матрену, был дедушка Савелий, в семье доживавший свой век после каторги, куда он попал за убийство ненавистного немца-управляющего. Савелий рассказывал Матрене, что такое русское богатырство: мужика невозможно победить, потому что он «и гнётся, да не ломится».
Реклама:
Рождение первенца Демушки скрасило жизнь Матрены. Но вскоре свекровь запретила ей брать ребёнка в поле, а старый дедушка Савелий не уследил за младенцем и скормил его свиньям. На глазах у Матрены приехавшие из города судейские производили вскрытие её ребёнка. Матрена не могла забыть своего первенца, хотя после у неё родилось пять сыновей. Один из них, пастушок Федот, однажды позволил волчице унести овцу. Матрена приняла на себя наказание, назначенное сыну. Потом, будучи беременной сыном Лиодором, она вынуждена была отправиться в город искать справедливости: её мужа в обход законов забрали в солдаты. Матрене помогла тогда губернаторша Елена Александровна, за которую молится теперь вся семья.
По всем крестьянским меркам жизнь Матрены Корчагиной можно считать счастливой. Но о невидимой душевной грозе, которая прошла по этой женщине, рассказать невозможно — так же, как и о неотплаченных смертных обидах, и о крови первенца. Матрена Тимофеевна убеждена, что русская крестьянка вообще не может быть счастлива, потому что ключи от её счастья и вольной волюшки потеряны у самого Бога.
В разгар сенокоса странники приходят на Волгу. Здесь они становятся свидетелями странной сцены. На трёх лодочках к берегу подплывает барское семейство. Косцы, только что присевшие отдохнуть, тут же вскакивают, чтобы показать старому барину своё усердие. Оказывается, крестьяне села Вахлачина помогают наследникам скрывать от выжившего из ума помещика Утятина отмену крепостного права. Родственники Последыша-Утятина за это обещают мужикам пойменные луга. Но после долгожданной смерти Последыша наследники забывают свои обещания, и весь крестьянский спектакль оказывается напрасным.
Реклама:
Здесь, у села Вахлачина, странники слушают крестьянские песни — барщинную, голодную, солдатскую, солёную — и истории о крепостном времени. Одна из таких историй — про холопа примерного Якова верного. Единственной радостью Якова было ублажение своего барина, мелкого помещика Поливанова. Самодур Поливанов в благодарность бил Якова в зубы каблуком, чем вызывал в лакейской душе ещё большую любовь. К старости у Поливанова отнялись ноги, и Яков стал ходить за ним, как за ребёнком. Но когда племянник Якова, Гриша, задумал жениться на крепостной красавице Арише, Поливанов из ревности отдал парня в рекруты. Яков было запил, но вскоре вернулся к барину. И все-таки он сумел отомстить Поливанову — единственно доступным ему, лакейским способом. Завезя барина в лес, Яков повесился прямо над ним на сосне. Поливанов провёл ночь под трупом своего верного холопа, стонами ужаса отгоняя птиц и волков.
Ещё одну историю — о двух великих грешниках — рассказывает мужикам божий странник Иона Ляпушкин. Господь пробудил совесть у атамана разбойников Кудеяра. Разбойник долго замаливал грехи, но все они были ему отпущены только после того, как он в приливе гнева убил жестокого пана Глуховского.
Мужики-странники слушают и историю ещё одного грешника — Глеба-старосты, за деньги скрывшего последнюю волю покойного адмирала-вдовца, который решил освободить своих крестьян.
Реклама:
Но не одни мужики-странники думают о народном счастье. На Вахлачине живёт сын дьячка, семинарист Гриша Добросклонов. В его сердце любовь к покойной матери слилась с любовью ко всей Вахлачине. Уже пятнадцати лет Гриша твёрдо знал, кому готов отдать жизнь, за кого готов умереть. Он думает обо всей загадочной Руси, как об убогой, обильной, могучей и бессильной матушке, и ждёт, что в ней ещё скажется та несокрушимая сила, которую он чувствует в собственной душе. Такие сильные души, как у Гриши Добросклонова, сам ангел милосердия зовёт на честный путь. Судьба готовит Грише «путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь».
Если бы мужики-странники знали, что происходит в душе Гриши Добросклонова, — они наверняка поняли бы, что уже могут вернуться под родной кров, потому что цель их путешествия достигнута.
Страницы ← предыдущая следующая → В.А.Кошелев «Кому на Руси жить хорошо»: О великой поэме и о вечной проблеме Новгород Великий 1999 2 Автор посвящает эту книгу памяти Вячеслава Александровича Сапогова, замечательного русского филолога, которому, по целому ряду причин, не уда- лось в полной мере реализовать свои блестящие дарования. Мы с ним приятельствовали, одно время даже работали вместе. Часто, встречаясь, разговаривали о русской литературе. Просто так разговаривали, для отдыха. Хотя это странно: два профессиональных филолога, ежегодно читаю- щие лекции по этому предмету – как не надоест? Впрочем, кто же еще нынче, кроме профессиональных филологов, хочет и может «просто так» говорить о великой русской литературе – кому она еще интересна? Слава обладал уникальным даром: абсолютным поэтическим (и вообще художественным) слухом. Мог моментально отличить «поэзию» от «не- поэзии», мог с ходу выбрать из десятка картин действительно талантливую. Часто он, к примеру, предлагал своеобразные «шарады». Давай составим сбор- ник: 30 самых совершенных текстов русской поэзии? Или – 10 лучших пьес русского классического репертуара? В последнем случае мы оказались абсо- лютно едины и выбрали одни и те же пьесы… Единственная его монографическая книга, которую он дописал до конца – книга о поэме Некрасова «Мороз, Красный нос». Некрасова-поэта он очень лю- бил и ежегодно выступал на «некрасовских» конференциях в Петербурге, Яро- славле или Костроме, приводя в ужас съевшую зубы на Некрасове профессуру своими крамольными докладами о непонятных им проблемах, вроде проблемы «строительной жертвы» в его поэзии. Но почти никогда не доводил своих идей до логического конца – не оформлял своих докладов в статьи. О Некрасове писать очень трудно. В свое время этот великий поэт был принесен в жертву «социологическому» подходу к литературе – и до сих пор выступает в обыденном сознании исключительно как «заступник народный», «революционер-демократ», «поэт труда и борьбы», в своем творчестве зовущий непременно к революции. В той огромной массе специальной литературы, что о Некрасове написана, уже трудно отыскать статьи об нем без этого «революци- онного» обличья. Подобных «правильных» упований Слава терпеть не мог: — О чем только про Некрасова не пишут? О «революционном содержа- нии» поэзии, о связи с «демократизмом», о фольклоре. И никто не сделал само- го простого. Ведь только и надо: внимательно прочитать – и объяснить, что к чему и почему… И тут же приводил пример: — Вот «Кому на Руси…», последняя песня Гриши Добросклонова «Русь». Он там, как говорят, собирает толпу мужиков на революцию. «Вышли небуже- ны…» Представь: толпа сонных, неразбуженных мужиков идет на революцию за четырнадцатилетним пацаном Гришей… Книга, предлагаемая читателю, ставит эту единственную задачу: заново прочитать великую поэму великого русского поэта – и объяснить, что к чему и почему. Автор сознает, что у него, по большому счету, получилось иначе, чем было бы у Славы Сапогова. Но Слава умер – и «если не я, то кто же»? 3 Заглавный вопрос В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай…(5,5)1 Первые два стиха «Пролога» к поэме Некрасова «Кому на Руси жить хо- рошо» демонстрируют открытое авторское лукавство. Прямой «сказочный» за- чин (по типу: «В некотором царстве, в некотором государстве…») провоцирует на общее «сказочное» же продолжение. Но не тут-то было: побудительные «ре- комендации» повествователя («рассчитывай», «угадывай») можно применить к тексту поэмы, что называется, впрямую. И «рассчитать» время действия не- сложно: через три стиха указано, что мужики «временнообязанные», а это обо- значение крестьян было прямым следствием реформы 19 февраля 1861 года: по- сле отмены крепостного права крестьяне обязывались нести некоторые повин- ности в пользу своих бывших владельцев и считались «временнообязанными» до момента полного выкупа ими земли (после чего переходили в разряд «кре- стьян-собственников»). Эта «реформенная» терминология держалась на Руси недолго, следственно действие поэмы происходит не позднее середины 1860-х годов. И «угадать» место действия не так уж трудно: судя по стилизованным названиям губернии, уезда, волости и «смежных деревень», действие происхо- дит в европейской Великороссии… Семь русских мужиков, сошедшись, заспорили по отвлеченной мировоз- зренческой проблеме: Кому живется весело, Вольготно на Руси? (5,5) Проблема кажется простой, предельно ясной и применимой к любому месту и времени. Исследователь-некрасовед А.И.Груздев даже писал: «Взвол- новавшая мужиков проблема крестьянского и человеческого счастья – это не только проблема пореформенной России, она выходила далеко за пределы одной страны и одного народа»2. Кажется так – да не так… Я что-то не могу предста- вить себе каких-нибудь семь шведских «мужиков», которые до хрипоты и до драки в течение суток спорили бы, кто в Швеции лучше живет: священник, по- мещик, купец, король и т.д. Все дело в том, что сама «заглавная» постановка вопроса – типично рос- сийская и глубоко русская, связанная и с социальным строем России, и с психо- логией русского человека. Русь искони была – и, по существу, осталась сословным государством, в котором интересы и возможности бытия «тягловых», «податных» сословий (крестьянства, казачества, мещанства, «цеховых» ремесленников) коренным об- разом отличались от бытия «привилегированных» сословий (дворянство, почет- ное гражданство, духовенство, купечество). Сословные права разных общест- венных групп на Руси, приобретаемые по рождению, могли изменяться и зави- сели от полученного образования, прохождения службы, результата торгово- 1 Тексты Некрасова цитируются по изданию: Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем в 15-ти тт. Л., 1981-…. В скобках после цитаты указывается том и страница. 2 Груздев А. Поэма Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». М.-Л., 1966. С.21. 4 промышленной деятельности и т.п., — но всё же они изначально были настолько различны, что составляли как будто непроходимую стену между отдельными слоями общего российского населения. И в некрасовской поэме семь мужиков, представителей «непривилегированного», «тяглового» сословия, спорят о том, представителю какого из «привилегированных» сословий лучше живется – как в современной Руси, так и с установкой на традицию: Роман сказал: помещику, Демьян сказал: чиновнику, Лука сказал: попу. Купчине толстопузому! – Сказали братья Губины, Иван и Митродор. Старик Пахом потужился И молвил, в землю глядючи: Вельможному боярину, Министру государеву. А Пров сказал: царю… (5,5). Чисто «русская» ситуация спора изначально логически парадоксальна: люди спорят о чужом счастье и достатке, о том счастье, которое им самим, что называется, «не светит»… Еще грибоедовская старуха Хлёстова гордилась сво- им интересом к чужому добру («Уж чужих имений мне не знать!») – здесь по- добное «словесное» проникновение в чужую жизнь оказывается не просто чер- той личности одной вздорной старухи, а чертой национального бытия. И не то, чтобы мужикам «завидно» – им просто интересно. Интерес хоть и праздный, — а затягивает, заставляет забыть про дневные домашние дела («За спором не заме- тили, / Как село солнце красное…»). А спор рождает азарт; а когда ещё разогре- ешься водочкой, то полемический задор оборачивается конфликтом: «Роман ту- зит Пахомушку./ Демьян тузит Луку…»… Проснулось эхо гулкое, Пошло гулять-погуливать, Пошло кричать-покрикивать, Как будто подзадоривать Упрямых мужиков. Царю! – направо слышится, Налево отзывается: Попу! попу! попу! Весь лес переполошился, С летающими птицами, Зверями быстроногими И гадами ползущими, — И стон, и рев, и гул! (5, 8) Первоначальное развитие спора идет по законам сказки: в ней «на равных» сосуществуют и люди, и животные: Сама лисица хитрая, По любопытству бабьему, Подкралась к мужикам, Послушала, послушала И прочь пошла, подумавши: «И черт их не поймет!» (5, 10) 5 «Сказочная» основа лежит, кажется, и в самой «мировоззренческой» про- блеме, вынесенной в заглавие – и это провоцирует исследовательские аналогии с былиной о Птицах или со сказкой о Правде и Кривде3. Сказка о Правде и Кривде, вошедшая в сборник А.Н.Афанасьева «Народные русские сказки», осо- бенно примечательна здесь, так как прямо находилась в поле внимания поэта. Сюжет этой сказки, на связь которой с некрасовской поэмой указал еще в 1878 году О.Ф.Миллер4, прямо сопоставляется с ситуацией «Пролога». «Раскаляка- лись промеж себя» два бедных мужика и заспорили, чем лучше жить, правдой или кривдой. Для разрешения спора они опрашивают встречных – крестьянина, купца и приказчика. В конце концов выясняется, что кривдой жить легче и именно Кривда (Неправда) господствует на земле… «В сказке ставится нравст- венная проблема: чем лучше жить, правдой или кривдой? У Некрасова на пер- вом плане социальная проблема: кто живет правдой, т.е. собственным трудом, а кто кривдой, т.е. за счет других, захребетником. Некрасов берет из сказки мотив правдоискательства, столь характерный для фольклора…»5. Кажется, что необходимость решения этого «условного» вопроса застав- ляет мужиков пуститься в странствие по России (а сказочная атмосфера повест- вования позволяет автору придумать «материальное обеспечение» этого путе- шествия в виде самобранной скатерти). Но и здесь Некрасов нагружает по ви- димости «сказочное» повествование как будто «ненужными» бытовыми дета- лями. Вот мужики обещаются В домишки не ворочаться, Не видеться ни с женами, Ни с малыми ребятами, Ни с стариками старыми, Покуда делу спорному Решенья не найдут… (5, 15) Но ведь еще несколько часов назад эти же самые мужики были врасплох захвачены своим мировоззренческим спором в разгаре очень важных житейских дел: По делу всяк по своему До полдня вышел из дому: Тот путь держал до кузницы, Тот шел в село Иваньково Позвать отца Прокофия Ребенка окрестить. Пахом соты медовые Нес на базар в Великое, А два братана Губины Так просто с недоуздочком Ловить коня упрямого В свое же стадо шли (5, 6). 3 См.: Базилевская Е. Из творческой истории «Кому на Руси жить хорошо». Возникновение ос- новного замысла и общей композиционной схемы. // Звенья. Т.5. М.-Л., 1935. С.449-475. 4 Миллер О. Публичные лекции. Изд. 2-е. СПб., 1878. С.332-337 5 Беседина Т.А. Изучение поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» в школе. Вологда, 1974. С.37. 6 Что же сталось с этими «несделанными» делами? Окрестили ли ребёнка? Поймали ли «коня упрямого»? Далеко ли еще старик Пахом нес свои «соты ме- довые»?.. Народная сказка, как правило, не интересуется подобными деталями: ее герои решают мировоззренческие проблемы без какой-либо связи с вопроса- ми бытовыми. И Некрасов, упомянув о бытовых проблемах своих странников, тут же как будто забывает про них. Но зачем же тогда он так подробно их рас- писывал?… Неожиданно и незаметно, «за спором», семь мужиков, отойдя «верст три- дцать» от своих «домишек», буквально ни с того ни с сего, становятся «бродя- гами», которым предназначено обойти «всё царство» Руси. Они становятся как бы романтическими персонажами, в важный жизненный момент отошедшими от обыденных дел и посвятившими себя делу «общему» и «спорному», по ви- димости непрактичному, но жизненно важному с духовной точки зрения. Сами мужики оценивают его как своего рода духовный обет, как наложенное свыше послушание, как зарок и «заботу», вовсе не доставляющую житейской радости. Уже в начале своего путешествия, при встрече с попом, они характеризуют ее так: Идем по делу важному: У нас забота есть, Такая ли заботушка, Что из домов повыжила, С работой раздружила нас, Отбила от еды (5, 17). Спорившие о чужом счастье и сами не рады, что отряжены свыше на «верное решение» этой извечной российской проблемы… Как романтические персонажи они могли бы почесться исключением из массы, — но ведь мужиков- то не один, а семь. И все они разные: рассудительный «старик Пахом», «угрю- мый Пров», «Лука — мужик присадистый с широкой бородищею, упрям, речист и глуп» (5, 17), молодечески-дурашливые «два братана Губины» и т.п. Они раз- личны и по характеру, и по достатку: тот, который пешком идет за священни- ком, явно безлошадный, а «братья Губины», как мы знаем, идут «в свое же ста- до» и вряд ли в материальном отношении живут хуже, чем деревенский поп… Но все они – представители одного сословия и не чувствуют, что этому сосло- вию в целом живется «вольготно, весело». И поэтому предпочитают искать иде- ал «хорошей» жизни среди других социальных слоев. При этом жители «смеж- ных деревень» ощущают себя обитателями всего «русского царства», имеющи- ми неотъемлемое право на «генеральный смотр» этому царству. Это право «генерального смотра» – тоже от сказки: действительных «вре- меннообязанных» крестьян до этого «смотра» не допустили бы без «легали- зующего» их путешествие документа – паспорта (именно мотив отсутствия «пашпорта» становится определяющим, например, в поэме И.С.Аксакова «Бро- дяга»). Согласно той же сказочной логике, искатели «счастливого» в глазах ок- ружающих вовсе не выглядят ни «бродягами», ни «бездельниками». Большин- ство встречающихся с ними людей считает их дело «провальным» и не очень обдуманным, — но никто не сомневается, что поиски «счастливого» – это дело, ничуть не менее важное и достойное, чем сенокос или жатва… Некрасов в своем повествовании как бы балансирует на грани между сказ- кой и не-сказкой. И это позволяет ему строить свободную поэму, не ограничен- 7 ную локальным замыслом и имеющую в запасе серию самых многозначных «возможностей», очень вариативных с собственно литературной точки зрения. Представьте себе: если бы случилось так, что о содержании глав неокон- ченной поэмы будущие некрасоведы могли бы судить только по «Прологу»? Реконструируя содержание поэмы, самые тонкие исследователи не могли бы и предположить всего того, что воспоследовало далее. «Пролог» (напечатанный в 1866 году, тремя годами раньше остальных главок «Части первой») открывал совсем иную поэму – и читатели могли угадывать, что дальше возникнет некое локальное иронико-сатирическое повествование с четко определенным сюже- том: странники по очереди обращаются к шестерым «намеченным» в «Прологе» кандидатам, задавая им «исходный» вопрос: Скажи ты нам по-божески, Сладка ли жизнь помещичья? (поповская? и т.п.) Ты как – вольготно, весело, Живешь…..? Безусловно, что все опрошенные «кандидаты» должны были бы отвечать на этот вопрос отрицательно. Ни одному живому человеку не дано самоощу- щения «вольготной, веселой» жизни. Каждому сословию, будь оно «тягловым» или «привилегированным», со времен Петра Великого было предписано испол- нять определенный «круг» государственных обязанностей, отнюдь не всегда сопряженных с «вольготной» службой или «веселой» жизнью. Как отметил Б.Я.Бухштаб, речь у Некрасова идет не об «отдельных лицах, которым повезло в жизни», а именно об определенных российских сословиях, сосуществующих в пореформенной России6. Соответственно, итог реконструируемой поэмы был бы следующим: «вольготной, веселой» жизни пореформенная русская действительность не обеспечила никому. Этот вывод вполне соответствовал бы исторической истине при характеристике того периода российских реформ, когда «всё перевороти- лось и еще только укладывается», а сама поэма получала бы не столько фило- софско-поэтический, сколько пропагандистский интерес. И стала бы, между прочим, гораздо более «революционно-демократической»… Эта – первоначальная – возможность развертывания замысла была Некра- совым отвергнута уже в «Главе 1», — но сам «Пролог» поэт сохранил даже тогда, когда стало ясно, что поэма пошла по совсем иному руслу. Сохранил именно потому, что «Пролог» с его противоречивым соединением «быта» и «сказки» давал очень яркую литературную возможность в любой момент «вернуться» к исходному, если широкое эпическое повествование (которое, в целом, не про- тиворечило этому «Прологу») зайдет в тупик. Между тем, уже в конце «Пролога» заглавный вопрос, явившийся предме- том спора мужиков и ставший причиной их путешествия, чуть-чуть меняется. Странники дают «зарок» продолжать свое путешествие по Руси до тех пор, Покуда не доведают Как ни на есть – доподлинно, Кому живется счастливо, Вольготно на Руси? (5, 15) На различении понятий «веселая жизнь» и «счастливая жизнь» Пушкин построил характеристику своего героя в 1-й главе «Евгения Онегина». Петер- 6 Бухштаб Б.Я. Замысел поэмы «Кому на Руси жить хорошо» // Бухштаб Б.Я. Н.А.Некрасов. Проблемы творчества. Л., 1989. С.108-135. 8 бургский «повеса» ведет, без сомнения, веселую и праздную жизнь, ни в чем себе не отказывая. В подробностях обрисовав эту жизнь, автор тут же задает важный вопрос: Но был ли счастлив мой Евгений, Свободный, в цвете лучших лет, Среди блистательных побед, Среди вседневных наслаждений?.. И отвечает отрицательно: «Нет…». Как только вопрос о «хорошей» жизни осложняется вопросом о «счастье», так изначальная «сказочная» проблема пе- реходит совсем в иную плоскость. Теряет она свою «сказочность» и у Некрасова. В следующей главке автор повествует, как после разговора с попом искатели «счастливого» накинулись «с отборной крепкой руганью на бедного Луку», утверждавшего, что поп – наи- лучший «кандидат» в число тех, кому живется «вольготно, весело»… Тут же, задним числом, приводятся аргументы Луки: Дворяне колокольные – Попы живут по-княжески. Идут под небо самое Поповы терема, Гудит попова вотчина – Колокола горластые – На целый Божий мир. Три года я, робятушки, Жил у попа в работниках, Малина – не житье! Попова каша – с маслицем, Попов пирог – с начинкою, Поповы щи – с снетком! Жена попова толстая, Попова дочка белая, Попова лошадь жирная, Пчела попова сытая, Как колокол гудёт!.. (5, 25-26) Надобно признать, что аргументы, приводимые простодушным Лукой, очень весомы. С точки зрения изначально поставленной проблемы («Кому воль- готно, весело…») поп – наиболее удачный из названных в «Прологе» кандида- тов. Его работа, несмотря на специфические трудности, по тяжести своей не сравнится с работой крестьянина. Его профессиональные заботы, в сравнении с заботами чиновника, купца, «министра государева» и, тем более, царя – несрав- нимо меньшие. Финансовое и сословное положение попа относительно устой- чиво: он гораздо легче, чем тот же помещик, переживает «эпоху реформ»… Именно стабильность и устойчивость положения попа привлекает Луку – и с исторической точки зрения он более прав, чем все остальные спорщики. Но почему-то именно это несоответствие «ожиданий» более всего разъя- рило остальных мужиков: они чуть не «наклали в бока» Луке, — но потом, в окончательной редакции поэмы, узнав о «несчастьях» помещика, отнюдь не разъярились Романа, предлагавшего его кандидатуру (в одном из вариантов – они его таки «приколотили» — 5, 257). В данном же случае возникла неожидан- ная «разъяренность» – почему? 9 Начинается «Глава 1» по правилам, определенным в «Прологе»: мужики идут исполнять поставленный «зарок» и, как водится, не интересуются «людь- ми малыми» (крестьянин, мастеровой, солдат, ямщик – «свой брат»!) – с ними вопрос абсолютно ясен. Потом останавливают попа и задают ему исходный во- прос в несколько уточненном виде: Ты как – вольготно, счастливо Живешь, честной отец?.. (5, 18) Заданный таким образом, вопрос как бы «двоится» психологически. На вопрос, вольготно ли?, — большинство людей ответит отрицательно, по типу: «Будь у меня то-то и то-то, тогда бы жил вольготно». На вопрос, счастливо ли?, большинство людей (в особенности те, кто, по стороннему мнению, живут в достатке) ответит положительно, по типу: «Несмотря на то-то и то-то, я счаст- лив». Это психологическое «раздвоение» усиливается особенной ситуацией. Для мужиков поп – привычный носитель мировоззренческих и нравственных установлений. Поэтому предварительно они берут с попа «слово верное» отве- чать на вопрос Без смеху и без хитрости, По правде и по разуму… (5, 17). Высказанная попом «правда-истина» в черновом варианте названа «слово жесткое» (5, 246, 247): она резко меняет самое существо заглавного вопроса по- эмы и, соответственно, самую цель предпринятого мужиками «генерального смотра» Руси. Поп начинает с определения, в чем счастие?, — и предлагает точную и ем- кую формулу: «Покой, богатство, честь». Эта формула счастья «житейски» очень понятна странникам и безусловно принимается ими («Они сказали: «Так»… — 5, 19). Более того, мысленно соотнеся с этой формулой внешние ат- рибуты поповской жизни, подмеченные Лукой, они готовы почесть собеседника вполне счастливым… Но поп, исходя из той же формулы, демонстрирует собственное – абсо- лютное и объективно неисправимое – не-счастье. Основой этого «не-счастья» оказываются не внешние, житейские, а внутренние, нравственные показатели. Нужно быть бесчувственным или аморальным человеком, чтобы, сталкиваясь «по должности» с «предсмертным хрипением» и «сиротской печалью», не ис- пытывать душевного сострадания («переболит душа!»); чтобы спокойно отно- ситься к общественной «хуле» и «песням непристойным» в адрес своего сосло- вия; чтобы бестрепетно принимать последние, потом и кровью заработанные «медные пятаки» – «за требу воздаяние»… Последнее оборачивается неразре- шимым столкновением житейского и нравственного начал: «Не брать – так не- чем жить…» (5, 25). Подобные нравственные переживания приводят попа к об- щему неутешительному выводу: Всё в мире переменчиво, Прейдет и самый мир… (5, 23) Поп – тот самый, которому «малина – не житьё!» – чрезвычайно усложня- ет и переориентирует «зарок» семи мужиков. Они уже смутно ощутили, что проблема «вольготного, веселого» житья связана с проблемой счастья – и что здесь всё очень непросто. Счастье действительно может быть определено тремя сопряженными с ним понятиями покой, богатство, честь. Но сами эти понятия относительны уже с собственно «житейской» точки зрения: для одинокой ста- рухи и урожай репы с грядки – «богатство», а для солдата само сознание того, 10 что он «не убит» в тридцати сражениях – «покой»… Эти понятия имеют смысл не в том, насколько внешне они соответствуют условиям жизни того или иного сословия – ни одно сословие, как и ни один частный человек, не может быть до- вольно своим положением. Это – предельно общие категории, связанные преж- де всего с поисками внутренней нравственной правды жизни, которая равнове- лика и в отношении к «крестьянину-лапотнику», и в отношении к «министру государеву». В «Прологе» исполнение исходного «зарока» представлялось сравнитель- но несложным, разве что хлопотливым делом: Всё царство облетим, Посмотрим, поразведаем, Поспросим – и дознаемся, Кому живется счастливо, Вольготно на Руси? (5, 11) Но после беседы с попом сами критерии и границы того, чего следует «дознаваться», оказываются размытыми, а исполнение «зарока» становится не- измеримо труднее. Надобно не просто добиться самопризнания «счастливого» в том, что ему живется «вольготно, весело» (хотя и такое признание получить, по большому счету, очень трудно), — надо соотнести это признание с объективны- ми данностями принятой обществом христианской морали. Поиски житейского счастья оказываются неотделимы от поисков жизненной правды, соотнесенной с совестью. Только в этом сочетании можно ответить на искомый вопрос «как ни на есть, доподлинно», дойти, как и предполагают мужики, до сути. Искатели «счастливого» на этом пути непременно должны превратиться в «правдоискате- лей». Семь мужиков никак не ожидали подобного усложнения своей задачи. В разговоре с попом они сначала «потупились», потом – «думу думали» и, нако- нец, с отчаяния, накинулись «на бедного Луку» и не избили его только потому, что «лицо попово строгое явилось на бугре» (5, 26). А простодушный Лука был виноват только в том, что его настойчивость в отношении попа-«счастливца» привела к осложнению задачи: вряд ли бы какой-либо другой из «кандидатов» сумел бы ее таким образом повернуть. «Если элиминировать этическую сторону дела и считать счастливыми бо- гатых, знатных, беззаботных бездельников, заглавный вопрос поэмы, — отмечал Б.Я.Бухштаб, — сведется к тавтологии: «Счастливы ли счастливые?», а ответ к парадоксу: «Счастливые несчастливы»7. Парадокс осложняется еще и тем, что семь мужиков ищут воплощение в современной России некоего общего, едино- го критерия счастья и правды, формально существующего в христианской идеологии. Официально Россия движется по пути «православия» – но где и в чем проявляется идеал этого движения? Странники неожиданно сталкиваются с острейшей историософской проблемой всего XIX столетия (ставшей со второй половины века основой всей русской религиозной философии) – и вынуждены искать ответ на эту проблему не в книгах, а «на столбовой дороженьке»… Обратим внимание: все дальнейшие действия странников, совершающиеся после разговора с попом, лишены всякой логики. Попав на «сельскую ярмонку» и получив прекрасную возможность расспросить «купчину толстопузого» и 7 Бухштаб Б.Я. Замысел поэмы «Кому на Руси жить хорошо». С.119. Страницы ← предыдущая следующая →
